О негативных чувствах не принято говорить, но от этого они никуда не деваются. Почему они вновь и вновь возникают у нас и почему так болезненны? Как в этой бурной динамике чувств понять и услышать самого себя? Известный австрийский психотерапевт Альфрид Лэнгле выступил с докладом на эту тему в рамках конференции «Зависть, ревность, стыд: понимание и терапия негативных чувств в экзистенциальном анализе», организованной Ассоциацией экзистенциально-аналитических психологов и психотерапевтов. Приводим текст доклада в небольшом сокращении.
Эти три феномена — зависть, ревность и стыд — являются своего рода указующими табличками. Они указывают на то, что нечто подвергается опасности. А именно: в опасности находится наша самоценность. Появление этих чувств говорит о том, что мы должны в большей степени заняться собой.
Для того чтобы поместить эту тему в определенные рамки, я хочу сказать пару слов о некотором фоне для этих понятий, а затем остановиться более подробно на каждом из них.
***
Все три чувства — ревность, зависть и стыд — связаны с Я. Несколько слов о том, как формируется Я, самость, и о том, как возникают эти чувства. Если я испытываю стыд или переживаю ревность, что подвергается опасности? Меня же не бьют. У меня ничего не украли. У меня сохраняются мои отношения. Но здесь в опасности находится Я. Когда я стыжусь, то речь идет обо мне. Если я завидую, то речь идет обо мне. И в ревности речь тоже идет обо мне.
Большой вопрос: кто есть Я? Я думаю, что никто не может на него ответить. Я не могу дать ответ на вопрос, кто есть Я, потому что он слишком масштабен. И этот вопрос не учитывает один очень важный аспект: меня одного, только меня не существует. Я существую только в отношениях: к Оно или к Ты. Так описывал Я Мартин Бубер.
Я может возникнуть только в соотнесении Я и Ты. Без Другого нет Я. Это фундаментальный момент для развития ребенка, но в течение всей жизни также будет сохраняться потребность в другом. Нам нужны три вещи: быть увиденными другими, получить справедливое отношение и признание ценности. На основании того, как видят нас другие, мы создаем картину себя и сравниваем собственный опыт с обратной связью со стороны других. Если к нам относятся справедливо, мы можем найти себя и стать аутентичными. А когда признают нашу ценность, наши действия приобретают естественный авторитет, становятся подлинными.
А если этих условий нет, если эти условия не соблюдаются, — что происходит тогда? Если другой не слышит меня… Если он не видит моих достижений, не видит того, что я умею. Тогда это причиняет боль. А почему это причиняет боль? Ведь ничего не происходит. Я мог бы сказать: «Ну и что? Он не видит меня. Ну и что? Он не слушает меня». Но мы так не можем. А почему? Потому что без другого я утрачиваю себя. Потому что Я есть только через Другого. Без Ты, которое принимает меня, встречает меня, которое идет мне навстречу, Я прекращается. Это разрушительно для ребенка, — и это продолжает причинять боль и взрослому человеку тоже.
Если я утрачиваю себя, потому что меня не видят, со мной обходятся несправедливо и не признается моя ценность, тогда возникает чувство потерянности.
Утрата Я ощущается как потерянность. Возникает боль. Ранение в отношении Я — это духовная боль. Она распространяется согласно трем базовым условиям. Если что-то увидено из того, что я не хотел, чтобы было увидено, возникает неудобство, мучение, стыд, отвращение. Если тема справедливости не может по-настоящему занять место в моей жизни, возникает зависть, ревность, а также соперничество, злость, злорадство. Если другие не признают мою ценность или я не могу ее пережить, тогда я чувствую себя обиженным, это меня сильно ранит.
Обобщу сказанное: для того чтобы у нас могла возникнуть самоценность, нам необходим взгляд другого. Только в его образе, в его лике я могу увидеть собственное лицо. Эти два момента — моя внутренняя жизнь и встреча со стороны Другого — укореняют мое Я и дают возникнуть моей самости.
При этом Я — это то, что дает возможность развить у себя эти способности: видеть самого себя, потому что я научился этому от других; относиться к самому себе справедливо, принимать себя всерьез; и в-третьих, обращать внимание на то, чтобы я мог себя ценить. Три понятия сегодняшней конференции — зависть, ревность и стыд — связаны в первую очередь со второй упомянутой способностью, а именно понятием справедливости. Если я сам делаю что-то несправедливое, если я утрачиваю свое собственное, тогда возникает стыд. А если не я несправедлив, а ко мне отнеслись несправедливо, если я не получаю то, что мне положено, тогда возникает зависть и ревность.
Это был краткий обзор темы.
***
Посмотрим более внимательно на стыд. Стыд — это очень персональное чувство. Можно провести различие между позитивным и негативным стыдом. Стыд — это та «одежда», которая защищает интимные зоны человека. Стыд похож на футляр, в котором мы храним нитку жемчуга. Это самый лучший образ, который может иллюстрировать главную мысль о сущности стыда. Это защита для того, что является для нас самым ценным. А самое ценное для меня — это моя Перзон (понятие в психологической концепции Альфрида Лэнгле, означающее духовное начало в человеке, источник его свободы и аутентичности. — Прим. ред.). Это то, где я нахожусь в интимной беседе с самим собой. Там, где только я сам знаю, что во мне происходит. Там, где я сам себя встречаю.
Есть интимные области, которые мы не облачаем в одежду, но и они также требуют деликатного обхождения. Глаза — это нечто очень интимное. Лицо, руки, осанка, жестикуляция, мимика… Здесь персональное находит свое выражение, и нам нравится это показывать. Но смотреть на кого-то в упор — это неделикатно. Мы обходимся со взглядами очень осторожно. Потому что понимаем, что становится заметным что-то очень ценное и очень персональное. Этот позитивный стыд — уважение в отношении достоинства, уникальности и ценности Перзон.
Мы можем стыдливо говорить об интимном. Например, о том, какие у меня отношения с партнером. Тут мы не шутим и не рассказываем анекдоты, тут мы очень уважительны. Мы можем стыдливо говорить о нашей сексуальности. И это будет сопровождаться уважительной и внимательной установкой. И мы сразу же ощущаем, если этот позитивный стыд нарушается.
Что такое бесстыдство? Можно вести себя бесстыдно, говоря о ком-то. Например, если мы нарушаем какие-то моменты конфиденциальности. Мы вновь можем представить себе некий образ. То, как я одеваюсь, стыдливо прикрывает мое тело. Но можно одеваться и бесстыдно. Чувствуете, о чем идет речь? Речь о том, что это нечто очень тонкое и хрупкое и касается глубокой ценности человека. И очень хорошо, что этот стыд мы хорошо развивали.
Так замечательно наблюдать, как дети, мальчики и девочки 4-5 лет, играют на пляже. А когда девочки становятся постарше, они уже хотят носить верхнюю часть купальника, а мальчики хотят носить плавки. Разве это не замечательно? Переживание бытия Перзон, таким образом, созревает и становится видимым. И с определенного возраста человек начинает стыдиться, стесняться.
А что означает стыдиться? Речь идет о стыде, который воспринимается болезненно. Допустим, если одежда не прикрывает то, что не должно быть увидено публично.
***
Чтобы вы могли лучше следовать за этой темой, я могу привести несколько примеров. Думаю, у каждого найдутся примеры, которые могли бы дополнить мои.
Неожиданно пришли гости, а квартира не убрана. Кругом беспорядок, и моя соседка это увидела. А может быть, даже профессор.
Или сидишь на конференции и неожиданно пукнул (назовем вещи своими именами). Но об этом непросто говорить публично. Это очень неприятно, очень неловко, а если еще и неприятный запах, тогда я могу испытывать сильное чувство стыда.
Или — в качестве примера из области медицины — недержание мочи, особенно у пожилых женщин.
Стыд бывает настолько силен, что пациенты сообщают врачам только о 40 процентах своих проблем. Или, согласно исследованиям, только через 7 лет после начала терапии пациент рассказывает о том, что страдает неврозом навязчивых состояний, так как очень стыдится сообщить об этом психотерапевту. То есть последствия стыда могут влиять на продуктивность и становиться препятствиями для лечения.
Чувство стыда и другие неприятные чувства могут возникать, если становится видимым что-то интимное. Но это далеко не всегда связано с виной. Суть стыда в том, что нарушается граница.
Допустим, я вижу какого-то человека и краснею. Возможно, я могу очень стыдиться этого и хотел бы провалиться сквозь землю. Потому что все увидели, что этот человек очень близок моему сердцу и имеет для меня такое значение. Но я бы не хотел предавать это публичной огласке.
Или другая форма, где нарушается интимность, но при этом отсутствует вина. Когда профессор идет в туалет и сидит в туалете (немного неловко об этом говорить!), неожиданно распахивается дверь, потому что профессор забыл закрыть ее на замок, и студент его увидел. Это не подлежит публичности, и это единственная причина, которая вызывает стыд.
Когда я был в Китае, то испытал острые ощущения. Я был в общественном туалете, и между отдельными кабинками не было разделяющих стен. Это было очень интенсивное переживание и опыт на тему стыда.
Примеров может быть много. Но чувство стыда всегда переживается мучительно. Почему? Потому что я этого не хотел бы, это вредит моей самоценности. Это означает, что нечто становится видимым, но я не хочу, чтобы это было видимым.
Стыд — это чувство утраты собственного. Я утрачиваю себя. Я уже больше не полностью Я. То, каким меня другие видят, таким я, собственно говоря, не являюсь. Поэтому я не хочу, чтобы меня так, неправильно увидели. Потому что это жизненно важно — быть увиденным. Если меня увидят вот так, тогда я не могу быть перед другими — и перед собой. Потому что если я не стою за этим, тогда я сам себе чужой. Тогда я сам себе не верен. И это причиняет боль. Это болезненно для меня и в большей степени болезненно, если это увидят другие.
Стыд — это граница, которая меня защищает. Если она нарушается извне или я сам нарушаю ее изнутри, тогда я стыжусь. Я не есть я, я не могу встать рядом с этим.
Что-то было у меня украдено. И чувство стыда похоже на чувство страха — это какой-то вызов в отношении того, чтобы я позаботился о себе, чтобы я посмотрел на свое собственное.
Ребенку, когда его воспитывают, могут говорить: «Стыдись». Но это очень критичная фраза. Потому что стыдиться — это нечто очень персональное, и нельзя поручить это сделать. Ребенка нужно научить некоторым понятиям, чтобы он знал, что для обозначения его поведения есть слово, которое называется «стыд». Но этим предложением мы ребенку, вероятно, хотим сказать: «Иди в себя, к себе. Позаботься об очень персональном, собственном — и научись отвечать за это». Когда я стыжусь, в этом и заключается задача — чтобы я это сделал. И мы делаем это, когда сожалеем.
***
Теперь поговорим о зависти.
«У подруги такой замечательный муж. И мой муж… Я же такая замечательная, я все для него делаю. Моя подруга путешествует, ходит в театры, так мало делает для своего мужа, и он так хорошо к ней относится». И тут можно испытывать зависть. Это как-то очень несправедливо.
«Коллегу постоянно хвалит начальник. И даже дал ему другую, более важную должность. Теперь он мой начальник. Но я же уже гораздо дольше работаю в этой компании. Это настолько несправедливо! Я не согласен с тем, что так произошло, он не заслуживает этого. Эта должность должна была быть отдана мне. Но мой предыдущий шеф, к сожалению, ушел на пенсию два года назад».
«Если я ее вижу, я ей завидую. У нее задача, наполненная таким смыслом! В ее жизни такая степень исполненности! А я занимаюсь только бухгалтерией, какими-то мертвыми цифрами и жду, когда выйду на пенсию».
Что мне говорит зависть?
Мы завидуем только в том случае, если речь идет о ценности.
И если это представляется нам важным. Важным для Я и для ценностей Я.
Зависть также возникает на основе сравнения с другим. Становится осознанным тот дефицит, который у меня имеется по сравнению с другим. И вот здесь самая большая сложность: у другого человека есть то, на что я имел бы право, то, что мне положено, то, что я заслужил. А у меня нет. И я бессилен. Я ничего не могу сделать активно для этого, я должен это получить.
Что мы можем сделать, чтобы как-то обойтись с этим бессилием и этой несправедливостью? Рекомендуется точно назвать конкретную ценность. Также нужно посмотреть на то, от кого я ее не получил. Откуда у меня возникает чувство дефицита? И почему я не могу это принять? Тогда зависть может раскрыть для нас нечто важное, помочь нам в развитии нашей личности.
Я вспоминаю доклад, где речь шла об очень хорошем содержании. Я потратил много сил и времени на подготовку, а потом на эту же тему говорил другой докладчик. Он очень хорошо развлекал слушателей, но у этого доклада отсутствовал содержательный аспект. То есть по форме это был замечательный доклад, но внутри он был пустым. А докладчик после этого был поприветствован бурными аплодисментами. Это было такое сильное переживание зависти! Я не считал, что это правильно. Тут на базе зависти даже может возникнуть агрессия. Тогда я ушел и спросил себя: «Почему я не могу принять то, что он получил такие громкие аплодисменты? Разве я не могу принять тот факт, что он более блестящий оратор, чем я?» Я должен был признаться себе в этом. До этого я не очень признавал это. То есть он просто может лучше говорить, чем я. Я не такой хороший докладчик. Тогда это сделало меня более скромным, и я сказал себе: «Я знаю, что я сделал, и это было хорошо. Мне, собственно говоря, не нужны аплодисменты. Хорошо, если они есть, но у меня есть полная ясность относительно качества доклада и того, что я сделал сам». И зависть ушла.
Так мы можем учиться. Зависть — это призыв к себе через чувство, что я что-то недополучил. Она похожа на миноискатель в отношении тех слабостей, за которые я не могу постоять.
Но зависть может также человека и съесть, если мы не стоим за себя. На душе кошки скребут… Почему она нас грызет? Она касается нашей самоценности. Самоценность уменьшается, Я становится более слабым, возникают сомнения в себе, и тогда утрачивается чувство, что у меня есть что-то ценное собственное.
Можно задать себе вопрос: может ли зависть быть и чем-то позитивным? Например, если мне завидуют. Тогда в этом чувстве есть нечто хорошее и позитивное. Спросите себя: по поводу чего я хотел бы, чтобы мне завидовали? По поводу моей красоты, моего ума, моего возраста? Тому, что у меня есть, или тому, что я могу? Тому, что у меня такие замечательные дети и такой партнер? Но это в некоторой степени нарциссическое чувство. Если я вижу, что мне завидуют, это повышает мою самооценку. Но это нехорошо, если мы попадаем в эту ловушку. Потому что это зависть с противоположным знаком: я чувствую себя особенным, экстраординарным, словно бы я становлюсь выше. Вообще-то я не хочу, чтобы мне завидовали. Но если я это переживаю, тогда персональное обхождение с этим — это эмпатия. То есть я могу обратиться к страданию другого, чтобы как-то уменьшить силу его зависти. Сказать: «Знаешь, не так уж все это и хорошо. И в моих отношениях с партнером у меня есть проблемы. И у тебя ведь тоже хорошие отношения. Давай поговорим о твоих отношениях?» Чтобы мы могли помочь другому человеку.
***
Поговорим еще немного о ревности. Я расскажу об этом чувстве на примере пациента.
Мужчина 50 лет страдал от ревности и стал депрессивным. Вот коротко история: его жена актриса, он ходит на все спектакли, где она играет. В одном из спектаклей была любовная сцена, и его жена и другой актер поцеловались на сцене. И тут его как будто ударила молния. Он испытал сильную ревность. До этого он никогда ее не испытывал. И это связано с определенным фоном отношений: в последнее время его жена была не так мила с ним, и они в какой-то степени отдалились друг от друга. Оба много работали, у них было трое детей, но двое уже были взрослыми, а младший ребенок учился в институте. Эти отношения продолжались уже много-много лет. Но на сцене жена была такой, как прежде. Она была молодой, такой, какой она была раньше, как тогда… Но это ведь уже так далеко! Уже много лет он не видел ее такой. А тогда ведь все было так замечательно, просто мечта. Куда ушли эти годы? К чему пришли эти отношения? Было сокровище, и оно утрачено… Но на сцене оно снова появилось. Он видит его, он чувствует это сокровище. Но она отдает его в руки другого. И это уже почти подходило к границе паранойи — или, может быть, он действительно это увидел: что этот актер по-настоящему влюблен в нее. Что это уже давно не театр, не роли, которые они исполняют, а там что-то зарождается. А он при этом не играет никакой роли. Та жизнь, которая в ней возникает, для другого. А он уже вышел в тираж. И он не может это выдержать.
Когда она пришла домой, была большая ссора. Она стала защищать себя, и он почувствовал себя отвергнутым. Будто она его покидает, не только находясь на сцене — она бросает его и дома. И он, разумный человек, который очень любит искусство, предложил ей развестись. А на следующий день об этом узнали дети. В этой ссоре он также распустил руки: он попытался схватить жену и причинил ей боль.
Дети поддержали решение о разводе. Этот брак уже давно был вялотекущим. У матери не было времени для детей, и они видели, что мама одинока.
Как он может теперь это понимать? То переживание, связанное со сценой в театре, делает очевидным, понятным, насколько он к ней привязан. А он это недостаточно осознавал. Он не знал, что она так много для него значит. Он полностью запустил эти отношения. Он ухаживал за матерью жены, полностью отдаваясь этому, только ради того, чтобы жена имела возможность играть в театре. Чтобы она могла работать, потому что сам он имел возможность жить по более свободному расписанию. Это было доказательство любви. Для того чтобы ухаживать за матерью жены, он даже жил в ее доме, а не в своей квартире. Но от этого пострадали отношения.
К счастью, была та сцена в театре. Потому что он не только ощутил, как сильно он привязан к жене, но он также увидел, сколько в ней присутствует жизни. И что они уже давно совместно это не проживают. Уже прошло много лет с тех пор, как они в последний раз вместе гуляли. К счастью, произошла эта сцена, потому что она сделала для него очевидным, в какой степени он утратил себя самого. Он слишком много функционировал. У него не было внутреннего покоя. Он не чувствовал себя, он не вел с собой диалога, он был чужим самому себе. Получается, что он долгие годы жил в двойной скудости отношений: в отношениях с супругой и в отношениях с собой. И то, что произошло на сцене, открыло ему жизнь.
В терапевтическом аспекте мы в таком случае работаем на базе трех шагов. Во-первых, пациенту необходимо уделить время самому себе. В большей степени заботиться о себе. Иметь время для того, чтобы подумать, чтобы почувствовать. Ухаживать за внутренним диалогом. Это именно то, на что он в последние годы не обращал внимания.
Он любил искусство, и это помогало ему читать стихи, понимать поэзию. И прошло около трех месяцев, прежде чем он нашел относительно хороший доступ к себе. И тогда исчезла ревность.
Второй шаг — бережно установить контакт с женой. Например, спросить: не хотела бы она совершить с ним прогулку? Сначала она отказалась. Ей нужно было защитить себя. Но так как он был очень осторожен, не настаивал, а предлагал это очень бережно, спустя какое-то время она заметила, как в нем что-то изменилось. Примерно через год они снова сблизились. Они предпринимали что-то вместе и даже поехали в отпуск.
Третий шаг — это сближение с детьми.
Прошел еще год, и вся семья снова была вместе.
Мой пациент очень благодарен актеру за то, что тот помог ему снова ступить на свой путь.
Ревность — это зависть к отношениям. Ревность — это зависть, что у другого есть отношения с человеком, такие отношения, которые я бы охотно хотел иметь (или которых я заслуживаю).
Если мы не преодолеваем эту боль, не переигрываем ревность, тогда она растет. Тогда она съедает нас. Потому что ревность причиняет боль. Она приходит к нам в обличии зависти.
Завершая, мы можем сказать: если, переживая эти болезненные чувства — стыд, зависть, ревность, — мы обращаемся к ним, пробуя понять, то эта боль нас углубляет. Но если мы не занимаемся ими, не обрабатываем ранения, то эта боль делает нас жесткими, мы затвердеваем душой.
Фото: shutterstock
www.pravmir.ru
