Как жить, если не можешь планировать будущее?
«Сегодня общество так сильно трясет, потому что оно боится. Не стыдно бояться. Не надо ждать от себя бесстрастности», — уверен священник Александр Данилов. Как жить, если уходит надежда и кажется, что мир скатился в варварство, — в интервью Веронике Словохотовой.
Быть выше страха
— Если теряешь веру, смотря на происходящее сегодня, что с этим делать?
— Когда человек видит любые неполадки в мире — конфликты, эпидемии, катастрофы, когда от болезни умирает близкий человек, — люди ведь задают тот же самый вопрос: «А где Бог? Почему Он это допустил?»
Свойство мира, оторванного от Бога, — это тленность, смертность. Ненормально, что люди страдают. Ненормально, что они умирают. Но это следствие нашего греховного мира. Это было и в I-м веке, это есть и в XXI-м, это будет всегда.
Сегодня общество так сильно трясет, потому что оно боится. И боятся все, это важный момент.
Не стыдно бояться. Не боятся только мертвые и умалишенные.
Не надо ждать от себя состояния бесстрастности, когда все бегают и истерят, а ты такой в дзене. Нет, ты не можешь не переживать, но христианин должен быть выше этого страха.
— Да, но когда слишком большой масштаб…
— Мы часто живем иллюзией, что контролируем свою жизнь. И очень-очень неприятно осознавать, что на самом деле я не крейсер, а маленькая лодочка посреди бушующего моря. Да возьмите хотя бы пандемию. Мы сейчас об этом забыли, а вспомните, какая была истерика. Тогда люди вдруг осознали, что в этом мире они песчинки.
Я сталкиваюсь с человеческой болью постоянно. Я вижу, как люди умирают. Я их исповедую перед смертью. Я хороню их после. И я всегда говорю во время похорон: «Помните, что вот на этом месте, где лежит гроб, буду я. Будут те, кого вы любите. И вы — в том числе».
И вот, казалось бы, ты приходишь к весьма мрачной мысли. Над нами довлеют силы, на которые мы не можем повлиять. Есть твоя жизнь, ты можешь лишиться ее практически в любой момент или потерять тех, кого любишь, от тебя ничего не зависит.
Именно в такие моменты должно рождаться доверие к Богу, потому что Он — единственная стабильная величина в нашем сумасшедшем мире.
Единственный, с кем я могу прожить любой день. Единственный, кто может меня научить радоваться каждому мгновению. Единственный, кто действительно заботится обо мне больше, чем я сам о себе. Если ты со Христом, тебе не страшно вообще ничего.
— Как это возможно?
— Вспомните христиан I-го века. Они жили в обществе, где большинство их ненавидело. Где государство их методично, целенаправленно уничтожало просто за то, что они христиане. Где иудеи, из среды которых они вышли, тоже их ненавидели и сдавали в том числе. А они, несмотря на это, любили Христа, верили Ему, шли за Ним.
Кажется безумием, но представьте себе: вы идете на литургию и понимаете, что через час вас, ваших родных и близких — вы даже можете литургию не окончить — арестуют. А вы при этом радуетесь, славите Христа, учитесь ценить каждое мгновение, потому что весь этот мир не сможет вас победить.
Поэтому сегодня, вне зависимости от позиции, нужно научиться доверять Богу и свыкнуться с тем, что все мы не хозяева своей жизни. К сожалению или к счастью — не знаю.
«Воли Бога на зло нет»
— Почему сегодня люди даже не просто прикрывают агрессию Богом, а прямо объявляют ее богоугодным и даже Божьим делом?
— Что бы мы ни делали, нам хочется, чтобы это было санкционировано свыше, это естественно. Некоторые сегодня разводят руками: «Боже мой, наше общество раскалывается!» А что, оно во время пандемии было единым, что ли? Или до нее? Такое ощущение, что до этого мы все так сильно любили друг друга, что просто кошмар.
Нет, у нас и тогда все смерти друг другу желали. Вспомните, какие баталии шли, как все друг друга обвиняли в предательстве, в измене Богу: первые обвиняли в убийстве вторых, вторые обвиняли первых в том, что они маловерны.
Сейчас повод меняется, но происходит то же самое. Оправдать с помощью Библии можно все что угодно — дайте мне любую тему, я вам надергаю цитат. Каждый из нас мурыжит Библию так, как считает нужным, она беззащитна. Можно читать Библию и при этом ненавидеть людей. Самые подлейшие вещи можно оправдать с помощью Священного Писания, если захотеть.
— Когда человек так обосновывает свою правоту, чего здесь больше — психологии или религии?
— На мой взгляд, психологии. Свойство нашей ветхой природы — жить в стаде. Нам важно, чтобы наше стадо выжило и доминировало над другим. Поэтому люди инстинктивно сбиваются в одни группы и ненавидят другие, какими бы они ни были.
Цель христиан — стать выше этого. Выше, чем твоя животная природа, которая из страха или желания выжить подталкивает тебя на ненависть.
Мне регулярно приходят угрозы и от консерваторов, и от либералов, пожелания «сдохнуть» сыплются со всех сторон. Люди получают санкцию на ненависть во имя чего угодно. Но все мы перед Христом ответим за каждое свое слово — и тут все равно, какой политической позиции ты придерживаешься.
— Что вы думаете о том, когда зло творят как бы во имя добра?
— Это очень сложный вопрос… Бывают ситуации, когда ты соглашаешься на меньшее зло, чтобы не допустить большего. Если кто-то нападет на мою дочку, я не буду сидеть рядом и молиться. Я буду ее защищать, дам этому человеку в глаз, и меня запретят в служении. Или представим, что ребенок умирает и спрашивает: «А я еще буду жить?» И перед вами выбор: сказать, что он сейчас умрет, или солгать, но дать надежду.
С другой стороны, иногда люди оправдывают зло великими целями. И как отличить одно от другого? Христианин должен руководствоваться Священным Писанием и своей собственной христианской совестью. Вы руководствуетесь вашей совестью, я — своей. Потом Господь нас рассудит.
— Как вы смотрите на то, что сегодня часто говорят: «Ну, на то воля Божья. Значит, так надо»?
— Если бы мы предположили, что Господь устроил какое-то событие по Своей воле, тогда бы нам пришлось обвинить Его во многих несчастьях. Воли Бога на зло нет. Господь не говорит: «Ты, Аркадий, пойдешь ограбишь банк. Я тебе повелеваю: грабь банк, срочно».
Но святые отцы писали о том, что Бог допускает конкретно в отношении каждого из нас какие-то вещи, чтобы через них нам что-то рассказать о самих себе.
Мы верим в Бога, который не хочет зла, но даже самый лютый кошмар этого мира может использовать, чтобы мы стали чище и сильнее.
Например, члены нашей Церкви говорят, что кровавые гонения на нее в ХХ веке — это следствие той духовной жизни, которой она жила. Мы отошли от Бога, Он попустил жесткие вещи, чтобы привести нас в чувства — и я имею в виду не только иерархов, а вообще всех христиан. Поэтому сегодня нужно научиться доверять Богу. У нас нет выбора, понимаете?
— Как получилось, что после тысячелетия христианства мы скатились в варварство? И что с этим теперь делать?
— А мы когда-то от него отходили? Христианство проникло во многие аспекты жизни человека, но не обратило его ко Христу. К сожалению, наша падшая человеческая природа требует выхода. Мир может быть христианизирован 200 раз, но каждый раз это мой личный выбор — следовать за Христом или нет. И этот выбор стоит перед каждым, кто в нашем обществе слышит о Христе. Я могу не следовать за Ним. Могу читать Евангелие, но при этом потакать своим страстям.
Любовь, которая переживет любые потрясения
— Наверное, самое сложное в том, что уходит надежда. Сейчас даже примерно будущее планировать не получается.
— Надежда ушла, когда я понял, что меня может коснуться большое зло?
— Да.
— Если я живу в городе, где открыт «МакДональдс», где мой голос что-то значит, где комфорт, где безопасность, тогда есть надежда. А если я живу во мраке, то надежды быть не может?
— Может, но слишком много всего случилось за короткий промежуток, чтобы в это верить.
— Я согласен, это тяжело. Но вся прелесть христианства в том, что твои отношения с Богом не зависят от обстоятельств. Ты можешь быть рабом — и при этом оставаться самым свободным человеком на свете. Ты можешь жить в полнейшем аду, в Риме II-го века, когда на тебя охотятся, как на животное, и при этом быть свободным.
Не давайте истерике отнимать у вас надежду.
И более того, если вас окружают люди, которые кричат, что все пропало и нам осталось пойти и тихо помереть от ужаса, сразу прекращайте с такими общаться. Чтобы сказать, что все пропало, и вогнать вас в уныние, много мозгов не надо. А вот вдохновить — для этого нужны усилия.
— Что делать, когда уже сам срываешься на ненависть, потому что тебя ненавидят просто за то, что ты чего-то не делаешь, уезжаешь или не уезжаешь и так далее?
— Нам с женой угрожают, потому что мы никуда не уезжаем. «Как ты можешь? Ты должен ненавидеть русских, ты должен каяться в том, что у тебя есть русский паспорт!»
Если не помогают молитва и Таинства… Огонь можно зажечь от того, в ком он горит (если у вас не клиническая депрессия, конечно). Я советую побыть рядом с тем человеком, который для вас источник любви, света и вдохновения.
Я вспоминаю, когда еще до рукоположения у меня был духовный кризис и я очень серьезно разочаровался в людях Церкви, думал уходить, меня спас мой духовный отец. Я в нем увидел человека, который способен вытерпеть мое нытье, выслушать, дать дельный совет, поделиться со мной любовью, напоить меня чаем, обнять.
— Раньше в целом было какое-то чувство безопасности, теперь нет и его. На что тут опираться?
— Это ведь самый главный вопрос — что мне делать? Как говорил профессор Преображенский, не читайте советских газет. Других нет? Тогда вообще никаких не читайте. Я себе сделал информационный детокс и отключил новости. Все самое страшное мне и так передадут.
Что бы ты ни прочитал, везде ненависть и злоба. Поэтому я просто не читаю. Конечно, внутренний хомячок мечется в поисках информации. Нам кажется, если мы ею обладаем, то все контролируем. Прочитал новость — и мир не рухнул. На самом же деле ничего не изменилось.
И главный ответ, вне зависимости от политической повестки: а ты люби тех, кто рядом. В этом и есть борьба с ненавистью.
Конечно же, ты не влияешь на глобальные процессы, мир будет сходить с ума и дальше. Он всегда сходил с ума, конца света ждали каждые 10–15 лет. Любите тех, кто вас окружает, живите как настоящая христианка.
— Раньше я не знала, что могу так чувствовать чужую боль, особенно когда она где-то не рядом. Но оказывается, что эта эмпатия в то же время разрушает, потому что боли слишком много. Как с этим быть?
— Сострадание к другому человеку, сочувствие, сорадование — естественная часть жизни христианина. Но если вы человек чрезмерно эмоциональный, то в себе нужно выработать здоровый цинизм.
Смотрите, в чем дело. Вот вы врач. Если вы как врач будете сходить с ума от каждого пациента, которого не удалось вылечить, то вы не будете дальше лечить.
Мы с вами очень часто гиперответственны, а на самом деле мы всех спасти не можем. Более того, мы не отвечаем за людей, которые живут где-то не здесь. Мы можем им сопереживать, но отвечаете вы только за тех людей, которые рядом.
И вас даже не эмпатия съедает, заметьте, а эмоциональность. Эмпатия — это любовь, любовь не может убить, убивать могут эмоции, которые захлестывают через край, и вот с ними можно что-то сделать — пойти к психологу, например.
Когда я стал священником, я столкнулся с той же проблемой. Утром я крещу ребенка, я должен радоваться. В обед я хороню человека, я должен плакать. Вечером я венчаю, я должен опять радоваться. Одна из первых исповедей у меня была на воскресном богослужении, пришло около 300 исповедников. Это выжатость до капли! И в такие моменты учишься сопереживать человеку, но при этом не вешаться от того, что все кругом страдают. Что такое любовь для христианина?
— Объясните.
— Мы часто путаем любовь с розовыми соплями. Вот я сижу дома, смотрю, как больно собачке, и плачу: «Как же это плохо, что собаке так больно! Она живет на улице без будки!» Нет, любовь — это когда вы берете собаку себе домой. Причем это можно делать с ровным, абсолютно безучастным, усталым лицом — вот как вы сейчас на меня смотрите.
— Я понимаю, что вы про деятельную любовь говорите. Но если тебя просто дожало последние два месяца, где на это силы взять?
— Христос говорил: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас». Современное общество считает, что сначала вы должны себя восстановить и только потом чуть-чуть любви кому-то отдать. Христианство говорит о любви вопреки всему.
Легко делиться с другим едой, когда у тебя забит холодильник. Легко помогать, когда ты богат, когда у тебя мир-покой-благополучие и все здоровы.
И совсем другое, когда тебе страшно, когда ты выжат, когда твои близкие с тобой не в ладах, когда у тебя в холодильнике один кусочек хлеба. Когда тебе не хватает любви, делиться любовью и есть любовь. И эта любовь переживет любые потрясения. Иди насаждай любовь. Живи здесь и сейчас, обними своего любимого человека…
— … который уехал.
— Напиши ему, что он самый прекрасный, самый любимый. Есть еще время — напиши ему еще 15 раз, ему будет приятно. Есть мама? Напиши маме, скажи: «Мама, ты самая классная в жизни!» Мы привыкли к тем радостям, которые у нас есть, и только сейчас, в страхе, понимаем, как много прекрасного мы имеем.
Мы понимаем, что телефон, комфортное жилье — это ерунда, которая может испариться, а настоящая ценность — человек рядом, каждое мгновение твоей жизни с ним может быть последним. Так цени его!
Не сиди в ужасе, а цени людей рядом, люби. Может быть, к этому Господь нас подталкивает? Нужно деятельно выражать свою любовь. Страх возникает, когда вы сидите и просто думаете о том, что произойдет. А когда вы деятельны, стараетесь надеяться на Бога и нести мир, вам не до страха.
«Я не имею права на слабость»
— Что в вашем личном мире происходило в эти месяцы?
— Чего мы только не прошли… У меня жена с Украины, у нее там родные, и они никуда не уезжают. Мы пережили весь спектр эмоций. Был гнев, было принятие — все было. Первые месяца два или три было очень тяжело и на приходе, и в семье.
В храме я запретил говорить о политике. Я в крайних случаях что-то запрещаю, я считаю, что приход — это семья. Но бывают экстренные ситуации, когда я говорю, что вот этого делать не надо.
Я запретил спорить и напомнил, что рано или поздно даже самые мрачные события закончатся, а разваленная семья будет с вами до конца вашей жизни.
Я всегда был с женой, старался ее поддерживать, а она — меня. Потом пришло смирение, принятие ситуации такой, какая она есть… Я священник. Я не имею права на политические высказывания и не имею права на слабость.
— Почему на слабость не имеете?
— Люди приходят в храм, им надо видеть, что священнослужители сохраняют холодную голову. Они приходят и видят: батюшка молится, не паникует, проповеди говорит адекватные, все нормально. Людям важно, чтобы в их жизни был островок спокойствия.
Ты пришел сюда из этой ненависти, только что тебе написали, что тебе надо перестать существовать из-за твоего паспорта, или твоего близкого мобилизовали и ты переживаешь очень сильно. Церковь должна быть тем местом, где выслушают, посопереживают и помогут. И я не имею права на слабость, потому что я отвечаю за людей. И все равно, соглашаются они со мной в каких-то политических моментах или нет.
— Вы теперь помощник руководителя миссионерского отдела в епархии, но многие наши священники говорят, что миссию мы провалили. Что сейчас остается проповедовать?
— Я вас умоляю, пусть откроют учебник истории. Вот именно сегодня мы все провалили. Когда Византия конфликтовала с соседними государствами, мы ничего не проваливали, все было прекрасно. Российская империя когда была, Советский Союз. Мир каким был, таким и остался. Ну а чем заниматься в такое время? Нужно говорить о Христе. Ты понимаешь, что можешь сделать что-то хорошее, ты можешь подарить людям Бога.
Пока одни будут говорить о том, что все пропало, кто-то должен работать.
То есть представьте себе: у вас завтра отключится свет, потому что электрики решат, что все пропало, и пойдут плакать в лес. Потом отключат воду — те, кто ее поставляет, тоже пойдут плакать. Потом пропадут продукты. И так далее. Мы умрем с голоду в темноте и в грязи. Но каким-то же образом мы должны существовать? Для священника слишком большая роскошь ныть, что все плохо. Как будто оно вчера все было хорошо…
— Какое главное чувство у вас в эти месяцы?
— Смешанные чувства. У меня дочка недавно первый раз в жизни исповедовалась, поэтому я радостный. Она сама захотела, сама подошла, для меня это был шок. Я не сторонник, чтобы дети исповедовались у своего отца, но она сама. И это событие для меня сейчас перекрывает все остальное.
Я живу такими моментами, понимаете? Моментами теплоты, когда у тебя что-то в храме хорошее происходит. Я не думаю о постоянно нависающей угрозе, о ненависти и так далее. Вот я служил литургию, у меня было много людей, а мимо проходил парень, ему лет 8, он зашел в храм и подошел ко мне на исповедь, потом причастился. Его не привели родители, он сам зашел. Для меня это радость, я счастлив.
— Лестницу с колокольни украли…
— Ой, да, лестницу старую сперли, надо новую покупать. Это тоже событие, я вот этим всем и живу.
Сидеть и унывать — непозволительная роскошь. Да, все равно переживаешь и молишься, смиряешься. А что ты с этим поделаешь? Я могу только сказать всем, кто меня окружает, что я готов им помочь. Все. Больше от меня ничего не зависит. Я верю Христу.