Так случилось, что вас вроде как и нет, а есть только он (или она). Есть желание прочитать его мысли, понять его чувства, проконтролировать его поступки. Нет времени на детей, нет возможности работать, нет желания учиться… Что это, сильная любовь или зависимость? Как получилось, что мы наполнены другим человеком, а не собой, и почему трудно выйти из отношений, даже если они разрушают?
Созависимыми сегодня можно назвать 95% людей, но грань нормы и патологии здесь очень тонкая. Как распознать и преодолеть созависимость, рассказывает семейный психолог, сотрудник общественной организации психологической и социальной помощи Илона Балахонова.
– Термин «созависимость» – это ведь не только про жен алкоголиков? Кто приходит в ваши психотерапевтические группы?
– Конечно, нет. Что такое созависимость? Это полная поглощенность другим, когда ты становишься человеком-реакцией, все время на спусковом крючке. Поведение созависимого отличается тотальным контролем, полной погруженностью в дела другого человека. Такое отношение формируется потому, что тот, другой, компенсирует нам недостаток чего-то. Оттуда же тотальный контроль – чтобы, не дай Бог, объект зависимости не исчез.
Если его не будет, происходит разрушение личности. Потому что это подпорка, а подпорка нужна, когда собственное «я» неустойчивое, неполное. В нем есть какие-то зияющие пустоты. И вот в эти пустоты вливается тот человек, происходит видимость заполнения. А когда человек исчезает – пустоты заново открываются, и возникает ощущение, что зависимый разрушается.
– Я узнала про созависимость несколько лет назад, с тех пор то в одном знакомом, то в другом вижу этот процесс. Да и статей и книг появилось достаточно. Что происходит, это веяние времени? Не помню раньше такой проблемы, не говорили о ней ни в советский период, ни, скажем, в 90-е.
– Думаю, что это было всегда – и в 90-е, и в 70-е, и в XV веке. Как говорят, шизофреников всегда приблизительно 1% от общего числа населения. Гомосексуалистов – приблизительно 5% во все времена. А созависимых, как считается сегодня, – 95%.
Мы зависимы от жены, мужа, родителей, работы, детей. Но мешать это начинает тогда, когда становится тотальным.
Женщины не существует, для нее существует только ее муж. Мужчины не существует, есть только его мама и ее мнение. Меня не существует – я думаю только о том, как оценит меня начальник или коллеги.
– 95 – очень большой процент. Может, это вообще не патология, а нормально? Не может ведь быть 95% ненормальных людей.
– Не все можно разделить так явно: норма – патология. Могут быть пограничные состояния. Наше равновесие подвижно, как грузик на старых весах. То, что ближе к норме, – может, и не мешает. Есть люди, для которых зависимость – это как дышать. Не осознается. Очень мало людей обращается к психологам именно с четким запросом: «я созависимый». Обычно говорят: «Я бы хотел научиться сам решать, как поступать, а не зависеть от мнения другого». Созависимость – это потеря себя. А когда осознаешь, что ты потерялся в другом человеке, – повышается уровень тревоги. Вплоть до ужаса. Да, некоторые ощущают просто легкое беспокойство, но с беспокойством к нам не приходят.
– Мне кажется, сказать, что мы в любви, в отношениях не зависим друг от друга, – абсурд. Вы говорите – «я сам решаю». Ну вот спроси у меня сейчас про выходные – я не могу сама решить, мне надо посоветоваться с мужем. Как определить, где граница здоровой зависимости?
– Смотрите, если вы советуетесь с мужем, совместно принимаете решение – это нормально. Например, он говорит: «Давай вот так, в эти выходные мы едем туда, куда я хочу, а в те – куда ты хочешь». Вы отвечаете: «Хорошо, давай». А если ваш муж говорит: «Ничего не хочу знать, я поехал с друзьями за город с ночевкой, мы давно собирались». И уезжает. А вы сидите и не можете посвятить время ни себе, ни детям, потому что тревога зашкаливает. Названиваете, смотрите в вотсап время пребывания в сети, в соцсети, пишете эсэмэски, ждете ответа, дети там где-то бегают. Худо-бедно понимаете, что надо приготовить еду, – но мысли только там, с мужем. Вот это патология.
Конечно, все мы от кого-то зависим. Семья – это целое, где все части взаимозависимы. Когда меняется одна часть – другие части меняются следом. В ситуации с созависимостью это очень хорошо видно. Муж уехал – и поведение меняется. Дети тоже меняются – потому что мама физически здесь, но ее нет. Где мама?! Они могут, чтобы привлечь ее внимание, хулиганить, болеть, писаться по ночам. Все, чтобы маму вернуть. А мама бы и согласна вернуться – но не может. Потому что если она потеряет этот объект, у нее пойдет разрушение личности.
Если бы мама точно знала, что у нее есть внутри стержень, если бы знала, что она может, чего она хочет, куда идет, какие цели, – то ей было бы просто обидно, что муж так пренебрежительно к ней отнесся. Но когда она полностью опирается на другого человека – конечно, она его попытается тотально контролировать.
– Могут от этого появляться психосоматические расстройства?
– Конечно. Мы хотим причинить боль другому человеку, но не можем, – и причиняем боль себе. Созависимые отличаются тем, что сдерживают свои эмоции. Гнев, обида (а это невыраженный гнев), все они уходят внутрь. Гложущее чувство вины перед детьми. Чувство вины перед мужем: я сделала что-то не так. Я плохая, раз ты так со мной поступаешь. Я должна стать еще лучше для тебя. Не просто сама для себя, а для тебя. Чтобы оценил, чтобы любил. А он не начинает любить больше. Он ее обманывает, изменяет, даже бьет – а она продолжает с ним жить.
– Почему это происходит?
– Потому что он ей что-то дает. Удовлетворяет какую-то ее потребность. И если даже она с ним разведется – она найдет себе такого же. Из всего количества мужчин она выберет именно того, кто будет удовлетворять эту ее потребность. Ту потребность, которую не наполнили родители, – безопасности, принятия, любви, признания. Значит, в детстве было постоянное обесценивание, критика, уж не говоря о высказываниях типа «лучше бы ты не родился».
– То есть всегда проблемы идут из детства?
– Всегда. Очень часто это происходит, если родители алкоголики. Растет, например, в алкогольной семье маленький мальчик, папа пьет, мама созависимая, – в такой семье эмоциональное поле специфическое, с особенными характеристиками. Там царит напряжение, тревога, потому что ты не знаешь, какой папа придет. Ты все время ждешь, ждешь, ждешь. Копится невыраженный гнев, страх. У детей формируется вина, они думают: «Я плохой, поэтому папа пьет». И папа может педалировать эту тему. Еще стыд: стыдно, что папа с мамой такие. Мама всегда замученная, всегда больная, в лучшем случае просто в депрессии. И с этими чувствами мальчик живет всю жизнь. У него модель с детства – испытывать такие чувства. И он найдет человека, с которым будет продолжать испытывать именно эти чувства. Это беда, конечно.
– Ромео и Джульетта, вечный пример прекрасной любви… Они же тоже созависимые. Если ты умерла – я умру…
– Давайте пофантазируем. Я как семейный психолог исследовала бы их родительские семьи, посмотрела бы, чего там недоставало мальчику. Вероятно, любви – искренней, чистой, светлой. Может быть, мама была отвергающей, отодвинула его куда-то на периферию своей эмоциональной сферы. И когда он вдруг увидел от этой девочки искренность, блеск в глазах, нежность, – на неосознаваемом уровне это заполняет пустоту, которая была у него с детства. Потому что если мальчик недополучает от мамы любви – он не удовлетворяет потребность в безопасности. И будет всегда стремиться к тому, чтобы заработать эту любовь. А для девочек важно, чтобы папа ее ценил. Если папа говорит: «Ну ты страшненькая какая уродилась», девочка будет искать того, кто возместит ей недостаток в принятии. И всеми средствами стараться с ним остаться.
– Помню, как-то столкнулась с ситуацией на работе. Девушка-сотрудница физически не могла работать несколько дней: рассталась с парнем. Сначала просто не приходила, потом сидела весь день в какой-то переписке… Я не понимала, как себя вести. Это и есть зависимость?
– Вообще, это нормально. В психике, как известно, есть процесс, который называется стадии проживания горя. Не зря траур 40 дней. С разрывом отношений примерно то же. Почему стадии – потому что все их нужно пройти. Шок, отрицание, гнев, торг, депрессия и последнее – принятие. От этого никуда не денешься. Полтора месяца – это нормально, через это время человек может уже что-то воспринимать. И когда к нам, психологам, обращаются с горем – мы знаем, что там нужно просто слушать. Дать выговориться – это единственное, чем человеку можно помочь. А сообщать ему о том, что «он тебя недостоин» или «посмотри, какая ты красавица, найдешь еще пять таких», – не работает. Просто пусть рассказывает, а вот какой он, какая я, какой он хороший или какой он плохой, и так далее.
– Насколько велика вероятность того, что зависимость может перейти в другой формат? Допустим, разорвал, наконец, зависимые отношения – но начал пить.
– Очень велика. Ведь мы зависим не от вещества или от человека. Мы зависим от эмоций. От ощущений, переживаний, от опорки. Если нам все это дает человек – мы с этим человеком живем. Перестал давать или мы уже не можем с ним жить, боимся, что убьет, – мы от него отказываемся. Если то же дает алкоголь – все повторяется.
– Вы говорили, что бывает зависимость от родителей. Что делать, если мама, действительно, властная, авторитарная, а ты живешь своей семьей с ней и не можешь позволить себе отдельную жилплощадь?
– Это плохо, надо как-то смочь. Понимаете, чтобы не зависеть от мамы – надо устанавливать границы. Мама должна понимать, куда ей можно, а куда уже нельзя: это не ее дело, не ее семья. Границы могут быть гибкими, прозрачными, но они должны быть. А когда ты зависишь материально или живешь в ее квартире, тебе могут резонно возразить: ну ты вообще, навыставляла границ, а где ты живешь-то? Или: хорошо, я не буду нарушать твои границы, но и денег ты не получишь…
Ну и, конечно, тут надо разбираться. Что происходит? Что не нравится в словах мамы? Что отвечает дочка или сын? Раз взрослый ребенок чувствует зависимость – вероятно, он может реагировать на какие-то высказывания. На какие именно? Что они задевают? А может, мама адекватная, а это с его реакциями не совсем то? Иногда третий в этой ситуации – в нашем случае психолог, оказывается переводчиком. Потому что они живут, как иностранцы на одной территории, и не могут поговорить. Каждый придумывает за другого, что тот вкладывает в свои слова.
– Бывает ли зависимость от гневных выплесков? Напряжение копится-копится – раз! все взорвались и потом всем хорошо. Дети, например, могут взрывать ситуацию.
– Обязательно дети будут взрывать. Это не зависимость от вспышек агрессии, это из-за невозможности жить в такой атмосфере. Смотрите (рисует картинку). Мама, папа, ребенок. У супругов отношения дистантные, а у мамы с ребенком диадные, прочные, они составляют единое целое. Очень часто супруги не понимают, что им нужно разделять супружеские и детско-родительские отношения. Здесь должна быть двусторонняя коммуникация. А когда ее нет – напряжение возрастает, и ребенок становится спасителем в семье. Он будет делать что-то, чтобы это напряжение канализировалось, слилось. Неуспеваемость в школе, драки, болезни. Потому что мама с папой сплачиваются, чтобы решить его «проблемы».
Лечится это просто: люди должны разговаривать. Мама с папой, папа с ребенком, все вместе.
Напряжение копится, потому что люди не разговаривают – я не имею в виду разговоры по типу «купи картошки». Никто не знает, кто на что обижается, человек молчит, сдерживает обиду, ярость. Потом – взрыв, а после взрыва общий выдох какое-то время.
– Если взять токсичные, травмирующие отношения. Вы говорили, что человек бессознательно выбирает такого партнера, с которым испытывает те же чувства, что и в родительской семье. Расстался с этим партнером – и выбрал такого же. Как остановить эту дурную бесконечность?
– Мы работаем с этим на группах. Чем хороша группа: мы не только о себе слышим и говорим, мы можем взять и то, что другие для себя понимают. И ты видишь, что есть другие люди, с другим воспитанием, с другим жизненным, профессиональным опытом – но у них то же самое.
Понимаете, мы состоим из огромного количества частей, и многие из них травмированы. Но очень много и здоровых. Мы опираемся на здоровые – и пытаемся улучшить качество функционирования больных частей. Со временем получается другое соотношение, и хорошее перевешивает этот зыбкий баланс.
– Что делать, если ты видишь, как, допустим, подруга страдает, но возможности пойти на группу или личную терапию к психологу нет?
– Сегодня есть бесплатные кризисные центры, можно получать консультации по скайпу. Возможностей много. Понимаете, вы можете попытаться ей помочь, например, составить список вопросов для осознавания ситуации, но наверняка встретите агрессию. «Если тебя муж бьет, унижает, изменяет – а ты с ним продолжаешь жить. Почему? Что тебе это дает? Что ты получаешь?» Задайте такой вопрос – и сразу услышите возмущение, наполненное праведным гневом: «Ничего не получаю!»
А на группе или в индивидуальной беседе эту тему можно развить. Представим такой цикл в семье (рисует). Вот здесь, в этой точке, муж унижает жену, но чтобы он так с ней обращался – женщина его как-то провоцирует. А она его провоцирует, потому что он, например, не обращает на нее внимания. А он не обращает на нее внимания, потому что она его чем-то обидела. Так мы раскручиваем спираль и находим такую точку, которая вообще выглядит очень странной. И я говорю: вы терпите унижение, потому что в детстве было вот так. Этой конечной точкой может быть и муж, и жена, и родители, и ребенок.
Понять это про себя очень непросто. Представьте, человек 30, 40 лет жил с какой-то моделью – а ему говорят, что эту модель можно изменить. Это болезненно, страшно! Мы все время проходим через это на занятиях. Возможно появление агрессии друг на друга, агрессии на ведущего – и это нормально, с этим можно работать. Хуже, когда человек сидит и говорит: «У меня все хорошо». Почему возникает агрессия? Да, та модель неправильная – но я знаю, как в ней жить. У меня есть определенная структура, понятие, как быть с человеком с такими качествами. Как быть с человеком, который ко мне равнодушен, который меня унижает. А как быть с человеком, который меня будет любить и которого я буду любить, – я просто не знаю. И мне очень тревожно.
– Сейчас стали появляться общественные организации, кризисные центры, есть хорошие психологи и по полису ОМС. Может ли это помочь нашему обществу, которое в своей массе, как мне кажется, не очень здоровое?
– Поможет, обязательно. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Потому что либо вообще ничего не делать, либо вот так, точечно. Эти точечки разрастаются! Наши клиенты же детей выращивают, а если родитель стал здоровее – то и следующее поколение будет здоровее. Это точно.
